Семеро в кемпере, или как мы покоряли Европу
«Не существует пути к счастью. Счастье — это и есть путь».
Это умеренно правдивый рассказ о путешествии на выставку дружной команды риджбеков и примкнувших к ним владельцев. Впереди дороги Белоруссии, Польши, Германии, Чехии.
День первый: Дорога дальняя
Обхватив руками еще привлекательно теплую подушку, я провожаю взглядом рыжего карлсона, который заведенным хвостом преследует маму и пытается убедить её, что мой тапок непременно должен поехать с нами в Европу. Сейчас 4 часа утра, и уже некоторое время мне кажется, что бесконечность стала чуть ближе к обретению материальной формы. Проводить нас выходит всё население дома. Брат с ворчливым «могли и не ложиться» спускается по лестнице вниз. Бабушка вручает мне тщательно завернутые кексы — Фарею их нельзя, но не с пустыми руками же ехать.
— Миски взяли?
— Взяли.
— А поводки??
— Взяли, взяли..
— Ошейник, мы забыли праздничный ошейник!!
— Да вот же он!
Еще только начинает светать, но за окном уже вырисовываются пугающие контуры нагруженной под завязку Вольво — и я уверяю бабушку, что волноваться не о чем. Запахнувшись полосатым халатом, папа интересуется, на месте ли счастливый носочек Фарея, и под его назидательные речи о порядке натирания шерстки победным элементом, мама в четвертый раз проверяет наши паспорта — хотя, казалось бы, кому какое до них дело? Забывший о существовании тапка Фарей бросился к коту для прощального объятия:
— Честер, какой же ты милый в лучах рассветного солнца, так бы с тобой и не расставался!..
— Это не солнце, это огни пепелища в котором сгорят все слюнявые вещи в этом доме.
— Ты будешь меньше скучать, если ничто не будет напоминать обо мне? Дружище, я обязательно вернусь!
— Я всё же закопаю за тобой порожек.
Уверена, нечто подобное и читалось в их солидарном молчании. В пол-восьмого над Тучково было многообещающе ясно, и вскоре после приезда три русских кобеля — Патрик, Джастин и Фарей — деловито замкнули приветственный кружок. Оставалось выяснить последнюю важную деталь.
— Чур с девочками я! – мгновенно отреагировал смекнувший что к чему Фарей и дерзко метнулся в распахнутый багажник, оставляя местечко для подоспевших Ланы и Ливи. Взгляд, которым старина Патрик смерил своего соседа на ближайшие 20 дней, не выражал ни одну… и одновременно, выражал все доступные риджбеку эмоции. Для несведущих скажу, что существует десятка три вариантов одного только положения бровей, умалчивая о других частях тела, способных сыграть гамму чувств в диапазоне пяти октав.
«Нет времени объяснять, просто лезь в багажник» — выдохнул в ответ Джастин.
— Хвосты подобрали? Тогда по коням! Тронулись.
(И тут наш сказ постепенно превращается в сказку, потому что пересекли мы черту воистину страны чудо-дивной). Долго ли, коротко ли, лежал наш путь через земли Белорусские.
Примерно с последнего привала с драниками, и в местечке Дамачево перед нами предстал камень — да не простой, а пограничный. И было у него два шлагбаума — налево поедешь, геморроя не оберешься, направо поедешь, с присвистом пролетишь. Казалось бы …- но нет. У камня того стояли не очень добрые и не то чтобы молодцы: один потолще, а второй — с кем еще меньше делятся. И говорят они путникам, что богатыри и дивчины их подлежат декларированию, а потому дороженька их лежит через тернии красные, труднодоступные.
Остается загадкой для путников, кем считаются риджбеки рыжие, обыконвенные — транспортным средством личного пользования, али другим товаром бытовым, али средствами наличными, ценностями культурными. Бесспорно, создания бесценны и вполне культурны, да и молодцы на споры не рассчитаны, деваться путникам некуда. Склонили головы коники рыжие, пригорюнились. Но таможенников не задобрили. А есть предание былинное, и говорится в нем, что коли выйдет в поле начальство лютое, окинет взором очередь окаянную, не сносить молодцам головы, коль не раскидают они всех к чертям риджбечьим через границу. Чудеса — да и только. А тем временем дело к ночи клонится, пересменки множатся, предстоит граница польская…
День второй: дорога на Берлин
Ночь приключений сменилась утром четверга, пасмурным и дождливым, будто сама Польша оплакивала приезд русских путников и надеялась утечь подальше к немецкой стороне. Или смыть обратно русских. В такую погоду начинаешь особенно беспокоиться об уюте, долгожданном тепле, о мешочках с говядиной Шредингера — вот лежат они в этом теплом багажнике, а что с ними есть, никто не знает. Тем не менее, всё утро пять пар собачьих глаз смотрят на них с голодным оптимизмом: у Фарея еще вчера со скрежетом фольги на зубах провалилась попытка умять хозяйскую колбасу — с этим полиэтиленом у него свои счеты. Тем более, что после вчерашнего великого стояния без 300 грамм не обойтись.
Выехав из отеля, две машины продолжили маршрут через Варшаву, наперекор настойчивому призыву женщины в навигаторе искать Берлин где-то на границе с Украиной.
На выезде из города мы видим спортивный гипермаркет и решаем, что компании не помешает обзавестись палатками — на случай непредвиденного беста или забастовки торговцев кемперами. Ну и риджбеки подсуетились.
— Надоело мне сидеть в разбитом корыте, я столбовая дворянка! — царственно топнула Олана-мать. — Подавайте палаты!
— Я конечно звезда, но вы же не собираетесь меня окончательно поджарить? — Вставил три барские копейки Фарей.
— Я не ем после шести, не ем после шести… — пробормотала царевна Ливушка и под грохот ребер перевернулась на другой бок.
Решено: палатке быть!
Казалось бы — Люди побежали, карточкой махнули, и польские златые осуществили заветное желание. Но в каждой сказке есть место испытаниям.
— Здравствуйте, мы покупаем две зеленых, но можем еще и три полотенца, нам собак мыть — синие для мальчиков и красное для девочек — у нас есть Мастеркард и Виза, но мы можем сначала купить одну а потом оформить дисконтную и платить по желтому ярлычку. — Мы хотим скидку. — заканчивает за нас дядя Вася и возвращает на землю кассиршу с почти приобретенным дальтонизмом.
Бдительный охранник на польском английском приглашает старшего менеджера для оформления такс-фри. Мы не разобрали польский самого менеджера, но судя по количеству бумаг, от нас требовалось сообщить номер паспорта, адрес, штрих-код каждого полотенца, фазу луны и кто убил Кеннеди.
Всё заняло около двадцати минут, но в итоге каждый чек, распятый вручную на бумажке шестью фирменными наклейками, был даже слишком дорог, чтобы кому-то его отдавать. А погрузить новообретенное счастье пришлось всё туда же, в багажник.
— Со мной так нельзя! Я владычица морская, а не блокадница! Расстрелять! — завопила гордая Лана.
— Мне не нужны хоромы, в которых нельзя слюнявить плечи моих подданных! — захлебывался лишней влагой Фарей.
«А мне кажется, в этой тесноте что-то есть» — осторожно подумал Джастин и придвинулся ближе к соседушке по багажнику.
Дорога на Берлин еще никогда не казалась Патрику такой долгой.
У самой немецкой границы мы сделали остановку на обед — место разрекламированное, еда с картинками, впереди еще какой-то жалкий час пути. Все случайности совпали для приятной трапезы, но тут человеческая жадность взяла своё — еды оказалось слишком много для желудка, истерзанного пивом и чипсами накануне и перехватившего святого духа в первой половине дня.
По кругу начали ходить рульки, драники, квашеная капуста — всё передавалось из тарелки в тарелку в ожидании, когда же порочный круг прервется и что-то пропадет на вилке безвозвратно.
— Вы не знаете своего счастья! Дайте драник укусить! — подвывает в открытое окно наполовину высунувшийся Фарей.
Из всех издевательств, что сулила ему эта поездка, ароматные пляски перед носом были высшей карой. Жеваных тапок не воскресить, но его же еще можно спасти, рассудил он. — Ливи, подсади, я выйду!
Ошарашенная Ливи высунула язык и в момент пропала под тушей брата, но драмы удалось избежать вовремя — вдоль бордюра выстроились миски с кормом, подана команда «можно».
— А что Джастин и Патрик, они не будут? — поинтересовался дядя Вася.
— Этим-то надо бочка нарастить, а мальчики пусть социализируются.
Сквозь слегка затонированное стекло багажника на нас смотрела полная отчаяния голова Пети и придавившая её социальная попа Джастина.
— Один час, Патрик, ты мужик. — убеждал себя Риджбек.
День третий: Шульц, фиа русиш!
— Шнеля киндер, шнеля, — повторяет мужчина в синей форме и наловченным движением прикладывает магнитный бейдж к замку — очередная дверь моментально распахивается, наполняя чуткие ноздри запахом страха и железа. Комната маленькая, неуютная, с пола до потолка уставленная клетками всех размеров — у нижней, приготовленной для неё камеры одиночки уже вынут металлический штырь и гостеприимно раздвинута решетка.
— Пустите! — взмолилась пленница, но белобрысый конвоир то ли не понимал, то ли не хотел реагировать на жалобные стоны. — Я вам, фашистам, всё равно ничего не скажу!
Нареченный ариец похоже и сам не был настроен для допроса, и как только убедился, что закрыл камеру достаточно крепко, поспешил вернуться к менее стрессовому процессу заполнения служебных протоколов.
— Что же я натворила… — Оливия обреченно уткнула нос в холодный железный прут. Это был её второй день в Берлине и первая настоящая «ходка» — она не знала, на что рассчитывать в первую очередь: знакомый сценарий «побега из Шоушенка», новую наколку на ухе или хорошую оплеуху, в случае если мама приедет её забрать.
Но пока у неё было достаточно времени, чтобы рассмотреть все варианты.
— Нет, девушка, мы не говорим по-немецки. Найн! Администрэйшн, где администрация торгового центра?? У нас сбежала собака — хаунд из лост, плиз ферштейн! — продавец зала Галереи Кауфленд продолжала миловидно улыбаться нашей группе, пробивая чек стоящим следом покупателям.
— Уан момент — наконец выдала она и взяла освободившейся рукой телефонную трубку. И действительно, через минуту необходимость вызова администрации отпала сама собой. — Polizai.
Нашего незнания немецкого хватило для того, чтобы понять — Ливи нашли и забрали в полицейский участок. Новость одновременно утешала и расшатывала напряженные нервы. А не будь мы в Германии, смогли бы видеть её снова? — крутилась мысль, общая для всех.
В комнатке над парковочной зоной молодой мужчина наводит для нас справки о точном местонахождении участка. Оказалось, за это время Ливушка-путешественница выбралась за 5 километров от торгового центра, не без помощи патрульной машины.
— Ya, ya, фиа русиш. — подтвердил он лицу на другом конце провода. Обернувшись к нам, уточнил, есть ли документы.
— Есть паспорт на собаку, годится?
— Ya, das ist super, — улыбнулся мужчина и протянул бумажку с адресом.
— N. platz — это здесь? Номера дома не видно, второй круг нарезаем! — широкие окна исконно немецкого волксвагена давали хороший обзор, но даже прильнув к ним впятером мы не смогли рассмотреть здание полиции.
К счастью, на обочине неподалеку патрульный проверял документы на припаркованный мотоцикл.
— Извините, как нам попасть в участок на N platz? — спрашиваем мы у него.
Полицейский и мотоциклист обменялись выражениями лиц — теперь первый выглядел озабоченно, а второй с любопытством слушал наш бедный, но неплохо отточенный англо-дойч.
Сначала озабоченный полисмен озаботился самой постановкой вопроса, потом, по всей видимости тем, что сам он из другого отделения и наша N platz находилась за чертой его гордой немецкой осведомленности.
К разговору подключился мотоциклист — вот он распушил порядочного гражданина и бодро зашевелил руками, поясняя где право и лево нам и заодно неместному патрульному. Тот поблагодарил гражданина за содействие, кивнул головой и теми самыми жестами подтвердил дорогу. И всё же почувствовав, что не до конца оправдал возложенную на него ответственную миссию, сел в патрульную машину и проводил нас оставшиеся пол километра до площади. И напоследок направил по неверному повороту.
Через 10 минут вместе с хозяйкой беглянки Еленой я прибежала к порогу до безобразия заметного серого здания.
Мы нервно звонили, дергали, разве что не пинали входную дверь, почти напугав её автоматику и озадачив уже второго к ряду дежурного полисмена.
— Dog? — интересуется он по микрофону, хотя наверняка еще по выламыванию немецкой двери, как деды в сорок пятом, узнал этот фирменный русский темперамент.
Мы присели на стулья в томительном ожидании, как вдруг навстречу вышел белобрысый мужчина в форме и попросил описать размер собаки и предоставить поводок.
— Большая, рыжая, Риджбек, поводок в машине, но мы её за ошейник, не убежит! — начали мы его уверять, но он то ли не понял, то ли не сомневался, что случись второй раз, поговорит с нами подольше.
Без наколки, гремя воображаемыми кандалами, сперва робко и виновато, потом слегка по-блатному виляя хвостом, в лучших традициях Бетховена и Хачико из открытой клетки выползала драгоценная Ливи. Всхлипы нас, умиление героя-полисмена — мы забыли как открываются двери в этих берлинских участках, но уже привыкли к эскортам, и мужчина понимающе стал толкать прозрачные двери на всем протяжении коридора.
Вторая половина дня была посвящена аренде двух кемперов, погрузке, переезду в Чехию через Дрезден — мы покидали край автобанов и любезных немцев, но покидали на время — предстоит обратный путь, и у нас все еще есть четыре любознательных риджбека, не имевших отсидок и опыта общения с организованной полицией Берлина.
День четвертый: по дороге сна
— Детки, подъём! Расчесали риджики и у выхода стройся!
Худшая побудка, на которую мог рассчитывать Фарей. А он-то думал, что тряска его доконает.
Это было раннее утро в одном приятном чешском городке, ну и пожалуй, с приятностями на этом всё.
Их кемперы сделали остановку на ночлег в три часа ночи по местному — почти снося крышей уличные указатели и табуны Бемби, рвущихся перебежать дорогу на тот свет и переродится паштетом; к тому же, пугая габаритными огнями габаритную чешскую интеллигенцию за туалетным променадом. В оставшиеся три часа, отведенных для сна, он успел посчитать в хвостах длину свободного пространства в салоне, посчитать промежутки между товарными поездами, грохочущими в сотне метров от стоянки, посчитать, что сон для слабаков, и потому с чувством долга разбудить маму как японская Фукусима.
Звонок хозяйского будильника отозвался дубиной по голове, и Штирлиц понял, что еще никогда не был так близок к провалу.
— По-моему мы привезли не тех собак, — отмечает дядя Вася, когда палатки поставлены возле ринга, и в теньке раздвинуты стулья. — Это скорее бладхаунды.
Мешки под глазами выдавали всеобщую собачью усталость, и только социальный нос Джастина мотался из стороны в сторону, приветствуя каждую встречную собаку на выставке.
— Джастин, очень приятно, царь, — слышалось им.
Границы этого сонного царства захватывали и переноску, в которой мирно дремал Патрик, и палатку, где калачиком свернулись две дивчины. И пятачок травы, где на ринговке ворчливо пыхтел Фарей и не особо старался стоять «красиво». Ни сосиска, ни кусок запеченной куры не были достаточными аргументами, чтобы его тяжелая голова перестала свисать к земле как июльский баклажан.
Но тут из соседней переноски показалась прекрасная рыжая незнакомка, и фарейский баклажан порядком снесло.
— Выпускайте на ринг! Я буду драться, да я, черт побери, готов!! — раздул брыли Риджбек.
— Фарей, это не бойцовский клуб! Заканчивай бычить, эксперта слюной забрызгаешь.
«Не могу, я должен страдать фигнёй!» — читалось в его буйных карих глазах. Cherche la femme, что тут скажешь.
Ежегодный чешский цацик собрал около двух с половиной тысяч собак, на сорока рингах и с дюжиной юниоров риджбеков. Проникнуться чешским духом и блеснуть четкой рысью здесь удалось Джастину, и свою заслуженную медаль за чемпионство он принес хозяину Максиму с бодро вздернутым хвостом.
— Это не у меня голова широкая, это у него кругозор узкий, жалкий конформист! — оскорбленно шагал красавец Патрик после ринга чемпионов.
— Я тебя так понимаю, — зевнул Фарей, — хорошо, что я этому умнику пощупать не дал.
Грозная Лана фурией металась по кемперу и негодующе поглядывала на Ливи, спящую сном младенца на одеяле, которым она собиралась перекусить.
— Нет, вы видели?! Вы видели эту чернобокую суку? Словацкая подделка, я вам говорю. Пойдем, сына, парой выступим, мамочке нужен кубок!
Не в силах сопротивляться материнскому порыву, Фарей послушно зашагал к главному рингу, послушно отстоял весь бест и, еле отличая своих от чужих сквозь азиатский прищур, поволок третье по размеру серебристое корытце на стоянку.
День пятый: Как у себя дома
Чешский кемпинг принял нас на ночевку с небывалым гостеприимством: всюду развешаны белые ленты и воздушные шары, из динамиков гремит музыка и запоздало популярный Gangnam style, девочки в красивых платьях играют в салочки на коротко стриженном газоне, в вечернем воздухе витают запахи вина и мяса, жареного на гриле.
Наконец мы огибаем участок мощных свадебных гуляний и выезжаем на просторный паркинг, окруженный густым и менее гостеприимным лесом.
Зато отсюда салют видно — думаем мы, располагаясь на стульях под нескончаемую канонаду цветных залпов.
Утро было свежим и прохладным, и как только ставшая непривычной тишина начала резать нам слух, мы поняли, что чехи уже несколько часов как расползлись по своим комнаткам, а грибы на опушке прикрылись шляпками.
Прямо как дома — думаю я, — только стекло не хрустит и порохом не пахнет.
Чтобы исправить несправедливость и щегольнуть русским колоритом, Максим нырнул в пустующий зеленоватый бассейн.
— Что значит собакам нельзя?? Я же лучше него плаваю! У меня же кровь наполовину бельгийская как их Hoegarden, мы почти родственники! Ну вы что-о! — вырывался Фарей, но так и не смог составить компанию пловцу.
— Молодёжь, вам бы всё в игрушки играть. — заявил Патрик, не выпуская из поля зрения руку хозяйки Ксюши и скользящий луч лазерной указки. — Вот настоящий спорт.
Днем мы выдвигаемся в сторону Мюнхена, где на берегу озера среди коровок и пасущихся пони находится кемпинг с роскошным видом на горы и старые замки, в которые мы собирались заглянуть в ходе путешествия…